Хайль!

Рудольф

Берлин 15 октября 1943 г.

Переписка Норфолка, находящаяся в его деле, на этом оборвалась — так же внезапно, как она начиналась. Конец ей, как и исследованию, положило прекращение его полномочий. Последним в его папке лежал ветхий обрывок телеграммы с наклеенными на бланке печатными буквами текста:

ТЕЛЕГРАММА

Получатель: Ф. Ф. Норфолк, «Аненербе», Вильгельм-штрассе 102, Берлин, Германский Рейх Отправитель: Мария Пагачова, Альт Грозенкау, Протекторат Богемия и Моравия У нас дочь красивая на лбу родимое пятно как у тебя крестины 24/9/1944 приезжай. Фуксена.

ФРИДРИХ ФЕРДИНАНД НОРФОЛК

Понятно, что на телеграмму Фуксены он никак не ответил и не приехал. Он бы конечно же не поехал, даже если бы мог. Из его заметок, приписок на полях протоколов и тона его текущих отчетов было ясно, что ему и не хотелось туда ехать. Исследование закончилось — а вместе с ним и его роман с Фуксеной. Судя по всему, она для него была лишь объектом изучения, и то, что у этого объекта родился ребенок, представляло собой досадную случайность. К тому же в листе с его личными данными значилось, что Норфолк был женат.

То есть тогда еще никакой не Норфолк, а Фердинанд Соукуп из Фривалдова, чехословацкий немец, лауреат Моравской литературной премии за 1924 год, который после этого феноменального успеха взял себе псевдоним Фридрих Фердинанд Норфолк и решил, что своими рассказами о кровавых процессах над ведьмами из Фривалдова и Больших Лосин покорит Европу. В этом ему, следует думать, очень помогла белокурая Эвелина, но прежде всего — связи ее отца, профессора-литературоведа Хюбше из Лейпцига, куда Норфолк приехал учиться и в итоге перебрался насовсем. Там же, в университете, он в 1935 году, согласно записям в его анкете, встретился с доктором Левином, который пригласил его принять участие в только что начавшемся исследовании, порученном Левину особым приказом самого рейхсфюрера.

Дора живо представила себе, как радовался Норфолк тому, что его мечты становились явью.

Из маленького, затерянного в горах городка Фривалдова, который теперь уже назывался Фрайвальдау, он шагнул прямиком в круг влиятельной лейпцигской семьи, зацепился в местном университете, стал печатать в журналах свои страшные рассказы и в конце концов сделался членом специального исследовательского подразделения СС по сбору данных о ведьмах, получая деньги от Главного управления имперской безопасности. Подумать только: ему платили за то, что он с головой погрузился в чтение исторических романов о процессах над ведьмами! За то, что писал об этих процессах! Да он бы и так это делал, не обязательно за плату!

Кстати о плате… Поначалу сверх университетского жалованья работа для подразделения «Н» приносила ему всего пару десятков рейхсмарок в месяц (плюс возмещенные дорожные расходы и суточные), но потом, когда они вышли на этого Бланка, все изменилось.

Из переписки вытекало, что это была идея Левина. Это у него нашелся в Заксенхаузене родственник, который присматривал за спец-заключенными. «Спец-» потому, что это была группа так называемых реставраторов. То есть фальсификаторов и копиистов всех мастей. Благодаря особым условиям содержания и хорошо оборудованным мастерским им была по плечу любая живопись — от готической до реалистической XIX века. А еще они прекрасно подделывали старинные рукописи, украшая их цветными миниатюрами, и ценные бумаги 1920-х годов, а также искусно имитировали работы графиков — от Дюрера до Домье. Так разве не справились бы они с копированием пары старых «подноготных книг», и пары архивных документов, взятых под честное слово у знакомых директоров архивов, и пары постановлений городских и церковных судов, и пары приговоров инквизиции? И они справлялись! А Рудольф Левин, его родственник Карл, Норфолк и еще один член их группы, Муровски, делили между собой круглые суммы, получаемые из средств библиотеки Главного управления, а иной раз и от самого рейхсфюрера, который хотел иметь в своей личной коллекции ценные раритеты. О набирающей обороты торговле архивными предметами красноречиво свидетельствовали оставшиеся безответными напоминания из обкраденных архивов, которые скопились в коробке с бухгалтерской документацией подразделения «Н». Это было время, богатое возможностями. Особенно для Норфолка.

Он владел чешским, поэтому получил секретный приказ отправиться вначале в архивы союзного Словацкого государства, а затем и в протекторат, в архивы Эгера, Райхенберга, Троппау [33] и своего родного Фрайвалвдау. Ведь чешские земли как-никак испокон веков являлись частью германской территории, так что было очень важно выяснить, сколько именно женщин, германских и всяких других, погибло там в ходе процессов над якобы ведьмами, а на самом деле — над жрицами языческих культов. И именно он, благодаря подсказке словацких коллег, обнаружил, что есть некие удивительные существа, которых именуют ведуньями. Норфолк сразу понял, что это будет настоящая академическая бомба!

Рудольф,

ты не поверишь! Забудь о покрытых плесенью архивных бумагах, о грудах неразборчивых запыленных рукописей. Я сделал невероятное открытие! Они живы! Понимаешь? Живы! Они, жрицы, ведуньи, затерянные в горах Белых Карпат, но по-прежнему отправляющие древнегерманские обряды! Скажи рейхсфюреру, что я нашел живое свидетельство о тех, кого мы считали давно исчезнувшими. И поторопись, я сейчас еду в Бойковитц, где в архиве хранятся «подноготные книги», а потом в Альт Грозенкау. Жду тебя там до конца месяца.

Фердинанд

Это письмо он послал уже по дороге в Копаницы.

С этого все и началось. После первой встречи в Грозенкове Норфолк и Левин ездили туда еще несколько раз. Рапорты, рисунки, фотографии, регулярно посылаемые ими в начале сороковых годов в штаб-квартиру «Аненербе», которые Дора нашла в их текущей отчетной документации, говорили о том, что они энергично взялись за изучение нового материала. И побуждало их к этому не только желание угодить рейхсфюреру. Левин мечтал о профессуре, а для Норфолка ведуньи стали главным источником вдохновения. И оно вскоре начало приносить плоды, о чем свидетельствовал ряд присужденных ему литературных премий. Уже в конце 1942 года он получил поэтическую премию города Лейпцига — за эпос о германских жрицах, над чьими головами заходит ледяное горное солнце. Нация пришла в восторг, а Норфолк стал истинным героем. Пока Эвелина радовалась официальным почестям, раздуваясь от гордости и от третьей беременности, Фуксена ждала своего часа. А потом и она в свою очередь раздалась от беременности, но Норфолк уже этого не видел. В феврале сорок четвертого его вместе с остальными членами группы отстранили от исследований, потому что у рейхсфюрера иссякло не только терпение, но и время на пропаганду германской женщины. На повестку дня встали более насущные вопросы, чем реабилитация его сожженной праматери Маргарет Гимблер и активизация соотечествениц. Такие, например, как приближающийся фронт, который в конце концов прошел и через здание картотеки колдуний. Правда, в тот момент уже опустевшее.

Архив ведьм и все материалы библиотеки, собранные подразделением «Н», были надежно укрыты, а сотрудники рассеялись по остаткам рейха. Нет-нет, они вовсе не прятались, а даже еще и писали друг другу на домашние адреса.

«Вы вывезли картотеку? Куда?» — нервно спрашивал Муровски, которого Левин с Норфолком явно лишили очередных поступлений от нелегальной торговли архивными материалами. Ответа он, видимо, не дождался.

«Картотека на месте? Подтверди!» — писал Норфолк Левину. А тот ему позже: «Меня везут в Нюрнберг. Мне сообщили, что мы там встретимся».

И они действительно встретились. Но, к их общему удивлению, как подсудимые в рамках процесса над Альфредом Розенбергом, идеологом НСДАП и автором нацистских теорий, в том числе теории заговора против германских женщин. Как члены СС — за преступления против мира и за распространение фашистских идей, как лжеученые — за злоупотребление наукой в целях ведения войны.